Однако гостить долго было некогда. Быстро собрали два пуда соли в два мешка, чтобы в связке было удобно нести, распределив груз на спине и груди. Но попытались облегчить дело, достав у соседей старую детскую самодельную коляску с деревянными колесами на деревянных осях. Отъезд ускорило еще и то обстоятельство, что на второй день пребывания матери в Леськах пришел знакомый односельчанин и сказал матери поскорей уезжать, так как он слышал разговор, что Марфа приехала и ее надо арестовать, как бывшую учительницу и партийную.
Рано утром, как только начало чуть-чуть светать мать с двумя пудами соли на коляске пошла в Красную Слободу к Днепру просить деда переправить ее на лодке на левый берег Днепра. Погони пока не было, но потом бабушка рассказывала, что приходила полиция – спрашивали где Марфа. Им ответили, что пошла в Черкассы и они больше не приходили. Мать прощалась со своим отцом дедушкой Акимом и своей матерью бабушкой Марией и не знала, что отца видит в последний раз. В том же 1942 году дед Аким умер после удара в грудь немецкого солдата.
А дело было так. Дед Аким Прохорович был сыном коновала, так в старину называли людей, умеющих кастрировать и лечить лошадей и другой скот.
Дед Аким от своего отца Прохора унаследовал большие знания по скоту. Был большим мастером забоя и разделки скота, диагностировал болезни, лечил и т.д. И для себя выбрал такую корову, которая в то время давала 30 литров молока в сутки при высокой жирности. Однако, вскоре после ухода матери в селе объявили о реквизиции скота. Немцы просто ходили по дворам и без всяких объяснений забирали скот и уводили. Немецкий солдат пришел и во двор деда Акима, и за веревку начал выводить корову молочницу из сарая. Дед выскочил ему навстречу и начал объяснять, что это молочная корова и ее нельзя брать на забой. Но немец не понимал ни русского, ни украинского и тянул корову на улицы. Дед вцепился в веревку и не давал ему это сделать. Тогда немец бросил веревку, снял с плеча автомат и ударил деда прикладом в грудь. Дед упал, изо рта хлынула кровь. Но как раз в это время мимо проходил сосед по прозвищу Негодка, который в первую мировую войну был три года в немецком плену и немного знал немецкий язык. Он объяснил немцу, что это очень породистая молочная корова и ее молоко пьет немецкий врач, который в нашей хате был на постое. Солдат бросил корову и ушел, а деда Акима занесли в хату, пытаясь облегчить его боль. Вечером пришел немецкий врач. Осмотрел деда и попенял деду на его поведение. Он обнаружил у деда гипертрофию сердца и сказал, что организм деда был природой рассчитан на 150 лет, но злоупотребление спиртным привело к увеличению сердца, куда и угодил прикладом немец. Дед пролежал больным два месяца и отошел, хотел увидеть как оно будет после войны. В том, что наши победят он никогда не сомневался, даже тогда, когда немцы врали, что уже взяли Москву.
Кстати, родная сестра деда прожила 107 лет, так что немецкий врач не ошибался, когда говорил, что организм деда природой рассчитан на 150 лет.
За неделю до смерти к деду пришел его кум сосед. Принес чекушку водки и баночку меда. Предложил как бы проститься. Но дед чекушку отодвинул. Сказал, что меда попробует, и эту гадость – водку пить не будет и сказал, что если бы пил меньше, то этот приклад немца еще выдержал бы.
Бабушка рассказывала уже после войны и для моих ушей, ято немецкий врач, который квартировал в нашей хате, когда напивался, а это было часто, говорил: «Гитлер капут», «Русские победят». Видимо знал и чувствовал, что немцы, не говоря уже об остальных европейцах, жидковаты против славян.
Весной 1942 года в нашей семье в Шкуратах чувствовалось дыхание голода. Дед Дмитрий и мать ходили в Пирятин на базар менять одежду отца и другую на продукты. Однажды деду удалось продать шинель, но тут же деньги, полученные за нее у деда украли. Вернулся расстроенный, чуть не плакал.
Как-то мать за отцовские брюки выменяла 2 стакана пшена и голодная (утром выпила стакан молока) шла из Пирятина на Шкураты. По пути, километров за 6 от Пирятина был колодец с прекрасной родниковой водой и люди, бредущие пешком по своим селам делали там привал – пили воду, перекусывали чем бог послал и вели нескончаемые беседы о своих воюющих родственниках. Мать также остановилась, присела и голодно наблюдала как молодицы уплетают большие прямоугольные полтавские пироги с тыквой, фасолью, горохом, картошкой, капустой и другими начинками. Все говорили о войне, фронте, отцах, мужьях, сыновьях и надеждах, что останутся живые. Одна из женщин сказала, что в дальнем селе есть бабка, умеющая гадать на картах и надо бы сходить к ней на гадание. Другие начали расспрашивать как туда пройти, как зовут бабку, чтобы найти ее по местным приметам. И тут мать осенила мысль – она ведь тоже умеет гадать и по картам, и по руке.
В довоенные студенческие годы, когда муж ее младшей сестры Фроси – Степан Иванович был большой любитель хиромантии и гаданий на картах и играючись учил ее этому занятию. Мать очень заинтересовалась этими гаданиями и взяла много уроков по гаданию у Степана Ивановича.
Не думала и не гадала, что любительство перерастет в настоящее ремесло. Все это вспомнилось мгновенно и мать попросила женщину желающую гадать, показать ее руку. Смотрела на ее ладонь, и потом сказало, что у нее двое детей, муж изменял ей до войны, они ругались, но он живой и еще вернется к ней и снова будет все по-прежнему. Женщина всплеснула руками и заголосила: «Да нехай изменяет, только бы вернулся, да детям отец был».
И тут же вынула из сумки большой пирог и подала матери. Это было целое богатство. Мать смутилась, но женщина одобрительно заговорила: «Бери, бери, если гадалку не поблагодарить, не исполнится предсказание. К матери потянулись руки и каждой из них мать нашла слова утешения и надежду.
Мать спросили, умеет ли она гадать на картах, мать ответила утвердительно, но сказала, что карт у нее нет и теперь время такое, что не достанет. Одна из женщин сказала, что у нее есть карты и она придет в Шкураты и подарит их гадалке.
С этого дня в нашу хату в Шкуратах начали приходить в основном женщины из окрестных сел на гадания к матери.
Все приносили матери угощения, но особенно много самогонки, которую мать сливала в отдельную бочку и сосед Андрей забирал ее для партизан в лес.
По ходу гаданий мать расспрашивала крестьян об обстановке в их селах: сколько полицаев и немцев в селе, есть ли патрулирование на улицах, составляются ли списки для угона в Германию, есть ли склады с оружием, где стоят танки, где концентрируются каратели и другую информацию. Все это передавалось Андрею и учитывалось в партизанских акциях возмездия.
По рассказам матери полицаев и немцев ненавидел весь народ. Это была всеобщая ненависть к врагу и предателям. И теперь, когда я слышу утверждения больших «умников» из института исторической памяти о том, что в Украине не было Великой Отечественной войны, а была только Вторая мировая война, с учетом рассказов матери, меня возмущает та подлая, несправедливая ложь, которую хотят навязать нашему теперешнему народу, особенно молодому поколению. Да, понятие Вторая мировая война указывает на обьем, размер, масштаб той войни, которую развязал фашизм в 30-е – 40-е годы в планетарном масштабе. Но понятие Великая Отечественная война указывает на отношение народа к той войне, на отношение к захватчикам, каждого гражданина, на ту беспощадную не на жизнь, а на смерть борьбу, которую вели все народы СССР против фашизма. Без понятия Великая Отечественная война нет памяти народа о той войне, нет памяти о той борьбе наших отцов и матерей, дедов и прадедов, которую они не щадя своей жизни вели против захватчиков. Я считаю врагом нашего народа каждого, кто утверждает, что не было Великой Отечественной войны. Это оскорбление памяти моего отца, погибшего на фронте и моей матери в меру своих сил боровшейся с фашизмом.
В 1943 году, когда наши войска освободили Пирятин, на советском танке в село вернулись партизаны, Палтон, Андрей и тот коммунист, который спасся от ареста и другие. Было великое ликование народа.
Были слезы радости, большие застолья со скромной убогой снедью, но достойным торжеством победителей. Больше не было полицейских патрулей – предатели бежали вместе с оккупантами. Но староста села Шкураты и отдельные полицаи не бежали, они были поставлены партизанами и заслужено пользовались уважением и почетом своих односельчан. А После войны занимали руководящие должности в колхозах и сельских советах.
Матери была выдана справка о том, что в период оккупации она проживала на территории Деймановского сельского совета и помогала партизанам и коммунистам. Да так было и написано: помогала партизанам и коммунистам.
С этой справкой в 1944 году по просьбе бабушки Марьи наша семья: мать, сестра и я переехали на постоянное место жительства в село Леськи Черкасского района теперь Черкасской области. И началась новая жизнь, жизнь без оккупации.
<< Назад
